[vixx-soo]

формат работы: фанфик;
персонажи: Тэгун, Хонбин
рейтинг: PG-13;
жанры: au, ангст, пре-слеш
описание: Хонбин хочет сгореть

Заявка №20 Лео/Хонбин. Ау, психбольница, Хонбин - сумасшедший, Лео - его врач.

I'm friends with the monster that's under my bed,
Get along with the voices inside of my head,
You're trying to save me, stop holding your breath
And you think I'm crazy, yeah, you think I'm crazy

i
Огонь пробегается по коже ласковой волной, щекочет нервы, очищает от грязи и скверны. Огонь горит за ребрами, внутри. Разгорается углями, трещит искрами - внутри костей, внутри самого генного кода. Огонь записан в нем. Огонь его естество, его стихия, его жизнь. Подняться как можно выше и гореть силой тысячи солнц. Гореть, как зарождающаяся вселенная. Гореть и рассыпаться пеплом. Родиться заново. Обновленным. Это как обнулить счетчик. Как залить серую стену белой краской. Как выпасть первым снегом, чистым и невинным. Огонь течет по его венам, опутывая внутренние органы, заставляя петь в голос. Петь настолько сильно, насколько позволяют голосовые связки. Огонь шепчет в нем рифмами и словами.
Огонь – это он, а он – это огонь.

ii
Тэгун посещает палату Хонбина третий раз за неделю. В этот раз все намного хуже, чем обычно, хотя, наверное, можно было бы привыкнуть, что этот пациент отличается от остальных. Хонбин вообще иной, даже больше и сильнее не от мира сего, чем может быть человек, больной шизофренией. И Тэгун бы не хотел знать, что такое творится в подсознании его пациента, хотя должность обязывает. Хонбин не смотрит на него, его взгляд обращен внутрь самого себя, а бледные губы движутся еле-еле. Тэгун уже знает, что тот поет, поет одну единственную песню, на только ему известном языке. С Хонбином почти невозможно общаться. Не помогают ни лекарства, ни какая другая терапия. Хонбин полностью в своем мире. Таких запущенных случаев Тэгун еще не видел и смотреть в глаза-бездну немного страшно. Расширенные из-за успокоительных зрачки, темная, почти черная радужка и тонкая сеточка лопнувших капилляров. Хонбин не шевелится. В его положении это почти невозможно. Но Тэгуну все равно страшно. Он записывает в блокнот данные наблюдений и спешит выйти из палаты. Он надеется, что «А ты хотел бы гореть?» в едва различимом шепоте ему послышалось.

iii
Никто не знает, как так получается, что пациент Ли Хонбин раз за разом пытается себя поджечь. В том, что он хочет сгореть , нет ничего удивительного - это особенность его болезни, но вот в том, что у него раз за разом выходит как-то добыть огонь, есть нечто мистическое и ужасающее. Санитары за спиной называют его фениксом, а доктор Чон Тэгун на это хмурится и говорит об этом молчать и особенно не трепаться при пациенте, чтобы не спровоцировать еще больше. Тэгун боится Хонбина необъяснимым страхом. Тот не опасен, разве что для самого себя. Но есть что-то ужасающее в его взгляде, направленном в никуда, или в самого себя, или в другую вселенную. Его привычка напевать что-то себе под нос, замирать на несколько часов неподвижно, в одной позе, необъяснимый смех или плач – это все заставляет внутренности перекручиваться, а ладони холодеть. Но хуже всего, когда Хонбин улыбается и водит кончиками своих пальцев по собственным венам и шепчет, шепчет, шепчет, что вот он – огонь, нужно только достать. В такие моменты Тэгун почти готов поверить во что угодно: в Санта-Клауса, в зубную фею, в самого Сатану и даже в то, что огонь живет внутри Хонбина. И от этого хочется никогда не видеть больше этих глаз, тонкого нескладного тела с непропорционально широкими плечами, безумную улыбку, сетку вен на бледной коже. Ему хочется отпустить Хонбина, потому что тому не место здесь. Не в этом мире.

v
День, когда Хонбин сгорает в своем внутреннем огне, полон серого дождя, раскатов грома и ярких вспышек молний. В такие дни большинство пациентов либо цепенеют, либо, наоборот, резко активизируются. Хонбин из первых и поэтому никто не думает, что что-то может произойти. В этот день Тэгуна нет в больнице, он сидит дома с огромной чашкой кофе и не может ничего делать, только смотрит на бесконечную стену дождя и вспышки молний в ней. Ему звонят после обеда и в голосе дежурного врача настоящая паника. Тэгун прибывает на место происшествия весь мокрый до мельчайшей нитки своего синего свитера. Палата Хонбина покрыта ровным слоем копоти, а в воздухе пахнет паленым. Вокруг толпятся санитары, полиция и врачи. Кажется, здесь собралась весь персонал больницы, а те пациенты, что не спят и не уходят в себя, практически воют, но никому до них сейчас нет дела. Нет ни единого следа тела, ничего, кроме пустой прокопченной комнаты. Словно Хонбин действительно рассыпался пеплом. Растаял в воздухе. Стал птицей и улетел через приоткрытое зарешеченное окно. Тэгун знает, чем больнице и конкретно ему будет грозить этот случай с Хонбином - долгие и долгие разбирательства, возможно, даже суд. Но единственное, о чем он может думать, что вот оно, наконец-то. Наконец-то Хонбин свободен от этой тесной клетки в виде собственного тела, больницы и самого Тэгуна. И никаким смирительным рубашкам не удержать его крылья, его пламя. Тэгун теперь может быть спокоен. Теперь он может не мучиться загадкой Хонбина. Он уходит вниз по коридору под окрики коллег и цепкие взгляды полицейских, выходит прямо в дождь и поднимает лицо к небу. В глазах огненной вспышкой отражается молния. В голове далеким эхом звучит шепчущий голос Хонбина. Он поет об огне очищающем. Он поет об огне омывающем.
Тэгун спускается по ступеням и едва слышно напевает прилипчивый мотив.